Если смотреть на всё, что произошло с точки зрения строчек в учебнике истории, то мы увидим лишь протянутую тоненькую ниточку, соединяющую прошлое с настоящим. На самом деле это уже никого по настоящему не волнует. Да, ещё проводятся встречи с теми, кто ещё жив. Иногда газетная желтизна черкнёт ободряющими словами по ностальгическому полотну заброшенной картины современности. Покажут старые кадры вперемешку с непонятной для этих пожилых людей музыкой, или проведут парад, более для поддержания престижа, нежели из уважения.

Время. Время погружает в небытиё любые события. Будь то строительство египетских пирамид, или нашествие Наполеона. Остаются лишь даты. Но это ещё не самое страшное. Обычная неизбежность. Последнее поколение, при котором ещё остались очевидцы. Далее-пустота.
Но мир состоит из людей, и порою оживают призраки прошлого, обращая к нам свои лица, сведённые гримасой боли, чтобы донести до нас из ещё не до конца осквернённых могилах слова предостережения от равнодушия. Но чаще всего мы не слышим их.

Крауз родился в Берлине 1919 году. Его детство прошло в тяжёлых условиях. Германия оправлялась от первой мировой, нанося себе новые кровотощащие и трудно заживающие раны. Страну будоражило. Инфляция, безработица, нищета. Люди жили в предчувствии грядущих перемен, замирая от витающих в воздухе мыслей. Они ещё не знали своего будущего. Он рос, взрослел, оставаясь одиночкой в душе. То, что происходило в его стране, волновало и жгло желанием изменить свою Родину к лучшему. Но он не знал как. Правительство не справлялось, волнения вспыхивали как порох. Было мрачно и беспокойно, но большинство продолжало ждать, и как свойственно людям, надеятся. Подошёл 1937 год...

Владимир родился в Москве в 1921. Чему он был благодарен в своей жизни, так это своему детству. Родители работали в кремле. Всей семьёй они занимали четырёх-комнатную квартиру в центре города. В его присутствии, когда он был ещё маленьким, и многого не понимал, даже учителя были более чем почтительны, не позволяя себе даже повысить голос. В стране был относительный порядок. Внешне всё выглядело благопристойно. Народ уверенной походкой шёл к строительству коммунизма под руководством вездесущих вождей мирового пролетариата.
Но взростлея и обладая от природы гибким и цепким умом, умея видеть и наблюдать, он стал понимать своего отца, который, приходя порой очень поздно, запирался на кухне и пил коньяк, плача и отмахивая от себя что-то страшное, к которому так и не смог привыкнуть.

...Весна 1932 года. 13 марта. Выборы президента. Оглядываясь назад, Крауз вспоминал Версальский договор, домохозяек, везущих на тележках деньги, чтобы купить себе буханку хлеба, тысячи слоняющихся без работы людей, и колебался, всё же опасаясь, что если на выборах победят национал-социалисты, маятник может качнутся ещё дальше...
Четвёртое июня 1932 года. Канцлер Франц фон Папен закрывает рейхстаг и назначает новые выборы. Это становится началом трагедии. Гитлеровские штурмовики завоёвывают улицы. Социал демократическая партия бездействуют, робко пробуя противостоять, призывая к бездействию и законности, но было уже поздно. Лавина фашисткого движения уже надвигалась на европу. Крауз колебался. С одной стороны он видел ,что происходит, но с другой... казалось, что лишь так можно навести порядок в стране. Он слышал вдохновенные выступления Гитлера, видел лица своих сверстников, дышавшие решимостью, голод и нищету... И он сделал выбор, вступив в нацисткую партию в 1938 году.

Владимир размышлял над своим будущим, сидя на кухне, и глотая обжигающий чай. Будущее казалось радужным. Хотя в стране было множество проблем: раскулачивание, репрессии. За опоздание на работу грозило десять лет тюрьмы, которые и так были переполненны "врагами народа". Проводились массовые демонстрации. Лица улыбались, но в воздухе витал страх, опускаясь на улицы, заползая в окна, и заставляя вздрагивать от простого похлопывания по плечу и особенно вечернего звонка в квартиры, не ждущие гостей. Многие понимали, что скоро может грянуть гром, но их было мало, и они держали свои мысли глубоко внутри. Семью Владимира обходили стороной житейские бури. Это было странно, но видно, так распрядилась судьба. Родители по прежнему работали в кремле, правда, нехотя общаясь по вечерам со своим сыном. Он же поступил в институт физкультуры, параллельно принимая участие в организации комсомольских мероприятий. Жизнь его протекала спокойно. Наступил 1941 год.

Крауз выступил одним из первых. Впереди его ждала слава и победа великой Германии над коммунизмом. Теперь он верил в это, жил этим, и не боясь смерти, по приказу своего командования пошёл бы куда угодно, раз того требует третий рейх.
Первым на его пути была польша.

Владимира призвали в армию. Началась война. Он с трудом мог поверить в то, что весь его мир рухнул в одночасье от ненавистных планов фашисткой германии. Сталин молчал. Армия с оставшимися после репрессий офицерами срочно пыталась привести себя в порядок, проигрывая во внезапности, но превосходя в мужестве. Владимир поехал добровольцем защищать Ленинград. Отец с матерью остались в Москве.

Блокада-невыносимо страшное слово. Когда я произношу его, мне мерещатся взрывы, ослабевшие люди, варящие клейстер, и стоящие в долгих и длинных очередях у проруби, чтобы набрать ледяной воды. Ужас витает вокруг, трупы лежат на улицах. Их не успевают убирать. Война всё ближе и ближе.
Владимир не прятался от пуль, идя всегда впереди. Бессонные ночи, недоедание, ничего не останавливало его. Ненависть вела вперёд, к победе. И он знал, что не может быть по другому. Он верил в это. Это была действительно священная война. Война за всё то, что было дорого ему, и миллионам его соотечественников. Они любили свою Родину, несмотря ни на что, они были Русскими в душе, и никто не смог-бы завоевать их, как бы не старался.

Крауз начал понимать тщетность фашизма, начиная с 1942 года. Зверства, творящиеся вокруг. Массовые растрелы, концлагеря. Ужас, который несла немецкая армия, не вязался с его понятиями о третем рейхе. Но было уже слишком поздно отступать, хотя он видел Германию совсем иной в своих редких снах после трудных дневных переходов по опустошённой земле. Его поражала несгибаемость людей, которые под проливным огнём продолжали ползти вперёд, стиснув зубы от боли. И даже несколько человек умудрялись сдерживать отряды солдат вермахта на крохотных островках выжженой земли.

...1945 год. Флаг над рейхстагом. Ликование и гордость за великую победу в этой страшной войне.

Крауз был демобилизован в начале 1945, и отправлен домой. Он жил под берлином, скрываясь у своих людей от наступления победоносной красной армии.

Владимир вернулся с войны победителем. Мать к тому времени уже умерла, и лишь отец встретил сына, и слегка трясущимися руками обнял его, плача от счастья.

Я не хочу касаться послевоенных годов разрухи, не сообщив уже ничего нового. Время шло. Ленинград и другие города России медленно, но верно возрoждались к жизни.
Подошёл 2000 год.

-Сынок, скажи пожалуйста, где хлебушек здесь. Очки дома забыл.
-Сиди дома, старый хрыч, раз забыл. Рассыпается уже, а всё жрать подавай. Твоё место на кладбище давно, папаша.
-Молодой человек, как вам не стыдно. Человек за тебя кровь проливал...
-А чё, его просили, что-ли. Вон пишут чё в газетах сейчас.
-Да как вы так можете!?
-Легко. Может быть, немцы бы лучше победили. Жили бы глядишь, как люди.
-Молодой человек!
-Да пошли вы все, защитнички...
-Что с вами, вам плохо, дедушка. Эй, кто-нибудь, вызовите скорую, человеку плохо...

придя с больницы в свою маленькую комнатушку на окраине Москвы, Владимир зашёл на кухню, достал с верхней полки пожелтевшие фотографии, и глотая горячий чай вместе со слезами, вспоминал, вспоминал... ему было очень больно от мысли, что сейчас их подвиги уже никому не нужны. Новое поколение было совсем иное. Злое и дерзкое. Из страны десятки тысяч стремились на запад в поисках лучшей жизни. Правительство занималось предвыборными баталиями, не обращая внимание на постепенно спивающийся и тупеющий народ. Он получал маленькую пенсию, которой хватало, чтобы не умереть с голоду. По вечерам он встречался с друзьями, играя в домино, но в душе жила постоянная боль от того, что в конце концов он оказался лишним и ненужным своей стране, за которую готов был отдать жизнь.

Крауз проснулся сегодня рано.
"Прокачусь немного перед завтраком,"- решил он. С наслаждением потянувшись, и выкатив из горожа шикарного загородного дома новое авто, он сел за руль, и помчался по отличным дорогам в город, постепенно увеличивая скорость. Для своих восьмидесяти одного года он выглядил на удивление хорошо.
-Херр Крауз, у вас сегодня термин к врачу,- напомнила позвонившая ему домохозяйка.
-Да, спасибо, Гертруда, я помню.
-Вы будете долго? Ужин не задерживать?
-Нет, я задержусь немного. Хочу после врача заехать в Берлин. Я  позвоню вам.
-Я поняла,херр Крауз.
Он выглядил преуспевающим человеком, каковым и являлся. После войны было тяжело. Восстановительный периoд был долог, но он смог в конце концов увидеть свою страну такой, какой видел тогда, в далёкой юности.
Он по прежнему любил свою страну, и страна отвечала ему тем-же.

Два человека, две судьбы, выхваченные из круговорота времени. Разных традиций, языков. Разного менталитета. Оба ненавидели когда-то эту войну, но понимали её "необходимость". Теперь они доживают свой век, не подозревая о существовании друг друга. Только совсем по разному. Но у меня, родившигося через 28 лет после войны, иногда возникает странный вопрос- кто же на самом деле победил в этой войне. Я сравниваю современную Германию и Россию. Я сравниваю бывших солдат вермахта, ездящих отдыхать на Канарские острова, и наших ветеранов, тянущих беспросветную жизнь. И дело даже не в этом, хотя и это страшно, а в том, что России действительно не нужен свой народ, в отличии от Германии. Равнодушие поселилось в стране так и не победившего социализма. И это и есть самое сейчас самая большая боль, которую чувствую даже я, знающий о войне по последним рассказам очевидцев. Как можно любить, и быть патриотом такой страны, скажите мне.

Владимира похоронили в 2004. На похороны пришло несколько близких друзей. Они молча наполнили стаканы, не говоря ничего, и в этом молчании чувствовалось единение последних уходящих героев.

2006 год. Херр Крауз ехал на запад. Мысли его были спокойны и легки. На дворе была осень, и её аромат особенно чувствовался сегодня , наполняя чистым и свежим воздухом широкие улицы Берлина.